Тим Талер или проданный смех

Boris

Активный участник
Джонни вёл машину твёрдой, уверенной рукой, всё увеличивая скорость. Время от времени он поглядывал в зеркало. Нет, как будто никто их не преследовал.
Но машина, внезапно вынырнувшая откуда‑то из переулка, уже ехала за ними на некотором расстоянии с потушенными фарами.
Несколько раз Тим пытался задать Джонни вопрос о Крешимире. Но тот перебивал его:
– Погоди‑ка, вот сейчас увидишь его самого! Погоди, Тим, очень тебя прошу!
– А можно спросить тебя, Джонни, про другое – не про Крешимира?
– Про что же?
Они проезжали уже район Альтоны.
– Откуда ты узнал, что мы с бароном прилетели на самолёте? Рулевой улыбнулся:
– Ты помнишь человека по имени Селек Бай?
– Ещё бы!
– Он связался с нами по телефону и сообщил нам об этом. Когда приземлился ваш самолёт, мы наняли все такси, стоявшие возле аэродрома, и вам пришлось волей‑неволей сесть в мою машину, вернее, не мою, а моего тестя.
– А откуда вы узнали, что мы наймём такси? Ведь обычно мы ездим на машинах фирмы.
– Селек Бай знал, что вы прибываете в Гамбург инкогнито, Тим. Даже фирма не была извещена о вашем прибытии. Мысль напустить на барона твою мачеху тоже принадлежит Селек Баю. Пригодилось это тебе на что‑нибудь?
– Нет, Джонни, ничего мне не помогло. И если уж Крешимир мне не поможет, тогда…
– Даю голову на отсечение, Тим… Ладно, не будем пока больше говорить об этом. Погоди немного.
Они были уже совсем близко от шоссе, проходившего по берегу Эльбы, совсем близко от предместья Овельгене.
Вдруг Джонни ни с того ни с сего рассмеялся.
– Что с тобой?
– Да я вспомнил про твою сделку с бароном! Как ты променял свои акции на пароходство! Я, конечно, тут же вмешался и сразу назвал пароходство, про которое знал наверняка, что его вот‑вот продадут. Ты и в самом деле получил его?
– Контракт лежит у меня в кармане, рулевой!
– Здорово! «ГГП» – это ведь прямо клад, а не пароходство! Если тебе понадобится рулевой…
Они уже выехали на шоссе, тянувшееся вдоль берега Эльбы, и теперь Джонни заметил в зеркало машину с потушенными фарами, следовавшую за ними на некотором расстоянии.
Он ничего не сказал Тиму, только ещё увеличил скорость и теперь то и дело поглядывал в зеркало.
Тим что‑то говорил, но Джонни его не слушал. Он увидел, что машина, шедшая сзади, тоже увеличила скорость и понемногу их нагоняет.
Тормоза заскрежетали и взвизгнули. Свободной рукой Джонни удержал Тима, чтобы тот не налетел лбом на ветровое стекло. Такси резко остановилось. Машина без фар пронеслась мимо.
– Вылезай! – рявкнул Джонни.
До них донёсся скрежет и визг тормозов другой машины. Рулевой, схватив Тима за руку, потащил его за собой. Они помчались по шоссе, спустились бегом по крутой узкой лестнице вниз, к набережной, бросились вправо через кустарник, перемахнули через невысокую каменную ограду, очутились в длинном пивном погребе, выскочили в другую дверь и, ещё раз перескочив через ограду, побежали вниз по замшелой каменной лесенке, ещё круче прежней.
– Что случилось, Джонни? Нас всё‑таки кто‑то преследует?
– Молчи, Тим, береги дыхание. Мы выиграли время, надо этим воспользоваться. Внизу стоит Крешимир.
Тим споткнулся. Джонни подхватил его на руки и сбежал с ним с последних ступенек. Взгляд Тима упал на освещённую табличку, прибитую внизу лестницы: «Чёртов спуск».
Джонни поставил Тима на землю и свистнул. Где‑то поблизости раздался ответный свист.
– Тут же исполняй, что скажет Крешимир! – шепнул Джонни.
Из темноты вынырнули две фигуры: Крешимир и господин Рикерт.
– Давай руку, Тим! Держи со мной пари, что ты получишь назад свой смех. Быстрее! – Это был родной голос – голос Крешимира. Тим в смятении протянул ему руку.
– Держу пари…
– Стой! – раздалось на самом верху лестницы. – Стой! Но никого не было видно. Крешимир сказал спокойно и твёрдо:
– Держу пари, что ты никогда не получишь назад свои смех, Тим! На один грош!
– А я держу пари…
– Стой! – снова донеслось сверху.
– Не слушай, продолжай! – шепнул Джонни.
– А я держу пари, Крешимир, что верну назад мой смех! На один грош!
Джонни разнял руки спорящих. И вдруг наступила зловещая тишина. Тим заключил пари, как ему подсказали, но он всё ещё не понимал, что случилось. Он стоял растерянный и онемевший. Три дорогих лица, едва освещённые светом далёкого фонаря, были обращены к нему с выражением ожидания. Его же лицо находилось в тени, только кусочек лба белым пятнышком светился в темноте.
Господин Рикерт не сводил взгляда с этого бледного лба. Он уже видел однажды лицо Тима, освещённое точно так же. Во время спектакля, кукольного театра – в задней комнате трактира, в нескольких шагах от которого они сейчас стояли. «Так человек природой награждён: когда смешно, смеяться может он!» О, неужели он может наконец смеяться?…" – с тревогой и надеждой думал господин Рикерт.
И Крешимир, и Джонни тоже не отрывали глаз от освещённого лба Тима – единственного пятнышка на его лице, белевшего в темноте.
Тим стоял, опустив глаза в землю. И всё‑таки он чувствовал на себе эти спрашивающие взгляды. У него было смутное чувство, будто что‑то должно сейчас подняться в нём, выйти из неволи, что‑то тихое, лёгкое, свободное, словно птица, словно щебет ласточки, рвущийся на простор. Но сам Тим был как бы ещё слишком тяжёл для этого, и он чувствовал себя беспомощным. Да, он услышал их, эти переливы с весёлым, захлёбывающимся смешком на конце. Но он словно всё ещё не владел своим прежним смехом: скорее это смех овладел им. Теперь, когда наступил долгожданный, выстраданный за долгие годы миг, Тим почувствовал, что сам он ещё к нему не готов. Нет, он не смеялся – его сотрясал смех. Пришёл час его счастья, а он… он был отдан на произвол этому счастью. Тогда, в кукольном театре, он заметил, как внешне, мимикой и движениями, смех похож на плач. Теперь ему казалось, что смех и плач – это почти одно и то же: он плакал и смеялся одновременно. Слёзы катились по его щекам; он бессильно опустил руки; он даже не смотрел на своих друзей. У него было такое чувство, словно он рождается заново.
И тут произошло нечто удивительное: Тим увидел сквозь слёзы, застилавшие ему глаза, три светлых лица, приблизившиеся к его лицу, и вдруг почувствовал, что настоящее смещалось с прошлым. Он снова был маленьким мальчиком и стоял перед окошком кассы на ипподроме: он выиграл деньги, очень много денег. Он плакал от счастья, что выиграл, и от горя, что отец его умер и уже никогда больше не разделит с ним его счастья. И тогда он услышал скрипучий, гортанный голос: «Э, парень, кому привалило такое счастье, тому уж хныкать не след…»
Тим поднял глаза. Из какого‑то уголка его памяти должен был сейчас возникнуть человек с помятым лицом и в помятом костюме. Но образ этого человека то и дело расплывался. Вместо него перед глазами Тима вставал другой образ: живой, огромный Джонни. И когда он увидел рулевого Джонни, к нему снова вернулось настоящее: ночь перед трактиром в Овельгене, свет на лестнице, ведущей вверх, в темноту, и трое друзей, – на их лицах, казалось, вот‑вот проступит нерешительная улыбка.
Его возвращённый смех был словно буря. А теперь наступило затишье, буря улеглась. Тим снова почувствовал власть над своим смехом. Он вытер рукой слёзы и спокойно спросил:
– Помните, господин Рикерт, что я обещал вам, когда уезжал из Гамбурга?
– Нет, Тим.
– Я сказал: когда я вернусь, я буду смеяться. И теперь я смеюсь, господин Рикерт! Я смеюсь, Крешимир! Джонни, я смеюсь! Только… – переливы со счастливым, захлёбывающимся смешком помешали ему говорить, – только я сам не пойму, как это случилось…
Друзья Тима, начинавшие уже бояться, как бы он не потерял от счастья рассудок, очень обрадовались, что он снова говорит так разумно.
– Ты давно уже мог бы смеяться, – улыбаясь, сказал Крешимир.
– Не понимаю.
– Ну‑ка повтори, какое пари ты со мной заключил, Тим?
– Я поспорил с тобой, что получу назад свой смех.
– Верно. Что должно было случиться, если бы ты выиграл?
– Я получил бы назад мой смех. И я правда его получил!
– Но ты получил бы его и в том случае, если бы проиграл, Тим!
И тут Тима осенило. Он со смехом ударил себя по лбу и крикнул:
– Ну конечно! Ведь проигранное пари должно было вернуть мне мой смех. Значит, я мог поспорить с любым человеком, что получу мой смех назад! И всё равно – проиграл бы я или выиграл – мой смех вернулся бы ко мне!
– Нет, парень, – сказал Джонни, – не так‑то уж всё это просто. Ты никак не мог бы поспорить с первым попавшимся человеком. Ведь тогда бы ты выдал себя, сказав, что твой смех тебе не принадлежит. А этого сделать ты не мог. Спорить можно было только с тем, кто сам догадался про твой контракт с Тречем.
– Со мной, – добавил Крешимир, – дело было верное! Успех был обеспечен!
Теперь, когда к Тиму снова вернулся смех и он словно выздоровел, он понял вдруг, как всё это было просто. А он‑то в смятении и отчаянии столько лет пробирался окольными путями, вместо того чтобы выйти на прямую дорогу! Он‑то разрабатывал запутанные планы, в которых ворочал акциями и миллионами! А смех, оказывается, можно было вернуть назад куда более лёгким способом, и стоило это дешевле, чем сто граммов маргарина, – всего один грош.
Значит, так дешёв смех, если считать на деньги. Но настоящую его цену не измерить никакими миллионами. «Смех, – сказал тогда Селек Бай, – это не маргарин, не товар для купли‑продажи… Смехом не торгуют. Его можно только заслужить».
 

Boris

Активный участник
Когда впервые в детстве прочитал книгу, она произвела на меня сильное впечатление своим одиночеством и неспособностью ребенка ни с кем поделиться своей проблемой. Еще был в книге момент со спектаклем про царевну-несмеяну кажется, и он сидит одинокий и смотрит спектакль и умоляет её буквально не смеяться, тоже сильный момент, но его опять предали.
 

Lady

Новый участник
На меня эта книга произвела очень мрачное впечатление. Никакого оптимизма я в ней не нашла, сплошной мрак.
 

Boris

Активный участник
Так к чему это я? Смех-мы ведь теряем его. В детстве до упаду хохочем, аж до коликов в животе, а потом жалкое подобие, наигранный смех, неестественный.
 

clickmd

Новый участник
Так к чему это я? Смех-мы ведь теряем его. В детстве до упаду хохочем, аж до коликов в животе, а потом жалкое подобие, наигранный смех, неестественный.
Все познается в сравнении. Моя знакомая, русская, прожившая много лет в Штатах, все раздражалась американским натянутым улыбкам приличия. А потом поехала на месяц в Москву. Вернувшись в Штаты после поездки, она еще долго говорила о том, что ее поразили угрюмые неулыбчивые лица в Москве. Она была так рада американским натянутым улыбкам в каждом магазине.
Я не стремлюсь к обобщениям. Конечно, тут могли сыграть роль и обстоятельства, и личное воспириятие. И все же...
А книга действительно хороша.
 

Boris

Активный участник
Все познается в сравнении. Моя знакомая, русская, прожившая много лет в Штатах, все раздражалась американским натянутым улыбкам приличия. А потом поехала на месяц в Москву. Вернувшись в Штаты после поездки, она еще долго говорила о том, что ее поразили угрюмые неулыбчивые лица в Москве. Она была так рада американским натянутым улыбкам в каждом магазине.
Я не стремлюсь к обобщениям. Конечно, тут могли сыграть роль и обстоятельства, и личное воспириятие. И все же...
А книга действительно хороша.
Даже не в этом дело. Прежде всего наш смех и искренность, а вовсе не американская или московская=) Смех выполняет форму защиты, ведь это не ново. С детства дабы не быть козлом отпущения или белой вороной учаться этому смеху. Кто-то раньше это понимает, кто-то позже.
 

HighLanDeR '89

Новый участник
Так к чему это я? Смех-мы ведь теряем его. В детстве до упаду хохочем, аж до коликов в животе, а потом жалкое подобие, наигранный смех, неестественный.
Чушь полная, скорее смех приобретает некие другие формы. Говорю за себя лично - достаточно с друзьями вспомнить какую-нибудь действительно смешную ситуацию из школьных времен - то смеемся от души, да плюс импровизации хватает.
 

Boris

Активный участник
Парадоксален по своей сути выход Тима из ситуации, а так бы остался вечным мальчишкой, но при бабках.:) А делали ли вы этот выбор и "выход" во взрослую жизнь, типа, тут поддавлю в себе немного, зато очень даже ничо получу в другой сфере?;)
 

Владимир

Участник
Борьк, понимаешь жизнь какая штукенция.
В ней "бесплатно" ничего не бывает. Даже любовь))
Счастье и все прочее не приходит само, нужно что то отдать. Я вот видел подпись у одного из форумчан, то ли тут, толи на гейстране "Никогда не завидуй счастливому, ты не знаешь что он отдал за это счастье"
Например отношения. Ну со стороны люди счастливы, им хорошо, но для этого они уступают друг другу, с чем то смиряются. что то терпят. Казалось бы с одной стороны полная свобода а с другой обязательства. некоторые ущемления своего "я". Но если тебе нужны отношения - этого не избегнуть.
Так же и та самая "взрослость". Взрослось это прежде всего ответственность, за себя, за свой выбор. за тех кто рядом, кто от тебя зависит. Пусть даже если это сраный хомяк в клетке. Ты все равно не можешь забухать на неделю, тебе надо его кормить.
И вот лично мои наблюдения по жизни. Истинных инфантилов очень мало, говорят же что это расстройство психики. Много тех кто сознательно облегчает себе жизнь прикидываясь инфантилами.
 

Boris

Активный участник
Борьк, понимаешь жизнь какая штукенция.
Чья жизнь?
В ней "бесплатно" ничего не бывает. Даже любовь))
Это понятно, что на пустом месте ничего не бывает, но может иногда можно поторговаться?
Счастье и все прочее не приходит само, нужно что то отдать. Я вот видел подпись у одного из форумчан, то ли тут, толи на гейстране "Никогда не завидуй счастливому, ты не знаешь что он отдал за это счастье"
А счастлив ли он, что он такой замороченный весь, не мазохист ли?
Например отношения. Ну со стороны люди счастливы
На кой черт смотреть со стороны? Свечку подержать? Счастливы и счастливы-совет да любовь,
им хорошо, но для этого они уступают друг другу, с чем то смиряются. что то терпят
Терпение бывает очень полезно, выдержку развивает.
Казалось бы с одной стороны полная свобода а с другой обязательства. некоторые ущемления своего "я". Но если тебе нужны отношения - этого не избегнуть.
Ну, полного счастья и нирваны хочется конечно, но разве мы об этом говорим?
Так же и та самая "взрослость". Взрослось это прежде всего ответственность, за себя, за свой выбор. за тех кто рядом, кто от тебя зависит.
Согласен, но это также и ответственность за то, что когда-то нужно будет выпустить птичку на волю. Вообще слово зависит я бы заменил или вообще убрал, ты ответственен, и не тебе решать-зависим ли от тебя хотя бы сраный хомячок.
Вывод: всё очень замечательно, но разве мы дошли до того, чтобы вступать во взаимодействие, пока у себя в башке порядок не навели? Не засорим ли мы так чьи-то души своими заморочками и уступками? Не находим ли мы себе партнеров для продолжения своих игр детских?
 

Мурзик

Активный участник
Вывод: всё очень замечательно, но разве мы дошли до того, чтобы вступать во взаимодействие, пока у себя в башке порядок не навели? Не засорим ли мы так чьи-то души своими заморочками и уступками? Не находим ли мы себе партнеров для продолжения своих игр детских?
Знаешь че самае смишное Бориска?
Пака ти замарачиваешься и в мазги сибе серишь - люди то живут. И ниплоха живут я тибе скажу. Играют па сваим правилом и во что хотят. И из книжик мудренистых дажи карнеги ни читали.
 

Boris

Активный участник
Знаешь че самае смишное Бориска?
Пака ти замарачиваешься и в мазги сибе серишь - люди то живут. И ниплоха живут я тибе скажу. Играют па сваим правилом и во что хотят. И из книжик мудренистых дажи карнеги ни читали.
Мур, я в последнее время как-то не жалуюсь на заморочки, зря ты так:confused:. Позиция-пошли все на..., мои правила-моя жизнь, это конечно хорошо. Спасибо, воздержусь.
 

Boris

Активный участник
Я вот сегодня гулял с десятилетней дочкой знакомого, сходили в кино на 3д, поели, питарды постреляли, кока-кола, ведро попкорна, нормально потратился, жалко денег не было. Но этот ребенок просто ненасытен, возможно они все такие, ей дай волю-она бы всё скупила. И её действительно не парит ничего, это здорово. Вот только мультик про золотую антилопу я в детстве смотрел:)
 
Сверху