R
Romeo
Guest
Сегодня состоялся очень интересный разговор с Мурзиком - о принятии Христа и жизни (ежедневной, ежеминутной) со Христом. Не буду раскрывать подробности этого разговора, но совершенно неожиданным было услышать "продолжение" его в виде проповеди Митрополита Антония Сурожского сегодня по радио но уже вечером. Хотел бы эти слова владыки Антония предложить и вам.
Исцеление гергесинских бесноватых
Сегодняшнее евангельское чтение часто вызывает недоумение. Что все это значит? Почему все это так сложно? И что обозначают различные события этого рассказа, который граничит с притчей — потому что, кроме его непосредственного значения как спасительного случая в жизни двух несчастных людей, он имеет еще отражение в сознании других людей именно через те свойства и черты, которые и вызывают недоумение.
Два человека представлены здесь: два человека с помраченным умом, два человека обезумевшего сердца, загнанные в свою собственную тьму, ушедшие от людей жить в гробах, в пещерах погребальных, в область такую же темную, как потухшие их сердца, в область мертвости, где жизни нет, где нет радости, где нет любви — два человека, вырывающиеся из этой области только для того, чтобы принести страх и боль проходящим мимо. И вокруг них — население, которое отозвалось на их внутреннюю трагедию и страшность их жизни отвержением. Старались сначала их схватить и сковать в цепи, но они оказались сильнее цепей. И тогда им дали уйти в эту область одиночества, оставленности, гробовой тишины и тьмы.
И вот мимо них проходит Христос; и эти люди, встречая Его, ставят Ему вопрос, который как будто оправдывает всю человеческую ненависть, все человеческое отчуждение, которое излилось на них; они, встречая Христа, говорят: Что нам и Тебе? Что между Тобой и нами общего? Зачем ты пришел нас мучить до времени?. И слышавшие это могли, по своей справедливости, на это ответить: Вот видишь, Господи, это люди, которые в Тебе признают Бога и Господа — и отрицают, что между Тобой и ними есть что-либо общее, люди, которые от Тебя Самого как Бога отрекаются; разве мы не правы были изгнать, исключить их, стать им чужими — разве они не чужды всякому, кто не отрекается от Бога?
А дальше обнаружилось нечто другое. Не в сегодняшнем чтении, но в другом месте Евангелия нам приводятся слова Спасителя: Он не спутал человека с одержащим его злом. Он сумел не только Божественной благодатью Своей, зрением Божиим увидеть это, но опытностью и любовью человеческой Он сумел различить человека-жертву от человеконенавистника дьявола, который овладел им. Он задает вопрос: "Кое ти имя" — как имя твоему полчищу темному, помрачающему полку смерти, который сделал этих людей как будто заживо мертвыми для вечной жизни и, во всяком случае, для жизни временной?. И бесы отвечают: "Легион!" — и молят Его не возвращать их в страшную бездну, а дать им еще время. И Христос по их просьбе посылает их в свиное стадо.
Это первое, что нас приводит в недоумение: почему Христос не заковал их в бездне? Почему Он склонился к их просьбе? — Потому что, исполняя эту их просьбу, Он знал, что откроет нечто людям вокруг, которые будут способны что-то понять. Свиньи для еврейского народа значили скверну, евреи не прикасались к ним, они их не пасли; и вот, посылая бесов в стадо свиное, Христос воочию показал, к какой области принадлежит бес, к какой области принадлежит зло — к области того, что скверно, к чему нельзя прикоснуться, что надо держать вдали от себя: не человека, а скверну.
А второе, что случилось, также ясно показывает людям воочию, что бывает, когда охватит человека зло. Это стадо с крутизны поверглось в море. Море в Ветхом Завете и в Новом Завете — так ясно это видно в рассказе об Ионе — это бездна, это та глубина, из которой нет возврата, это погибель, и погибель безвозвратная. Люди, которые были вокруг, все это могли видеть, могли понять, что эти два человека, которых они отвергли и прокляли и удалили от себя, потому что они были бесами в их глазах, на самом деле были жертвами зла, несчастными, которых надо было любовью и Божественной силой освободить. Они воочию увидели, к какой области принадлежит зло и куда это зло ведет: в безвозвратную погибель, в бездну.
И что мы видим в этом рассказе и в другом, который дополняет его? Мы видим, что люди из всех сел пришли и удивлялись, как это бесноватые сидят тихие, с умом просветленным, с озаренным сердцем, с новой жизнью перед ними, как земной, так и небесной, у ног Христа, из благодарности за спасение и освобождение готовые последовать за Ним, куда бы Он ни пошел. И испугались люди...
Испугались, как так часто, и раньше и теперь, люди пугаются Бога: Если Он останется посреди нас — что будет? Погибнет все наше имущество? Вторгнется в нашу жизнь новый закон Божий, который не оставляет стоять ничто земное в скверном, темном, жестоком порядке нашей земли, каким мы его создаем?. А спасения этих двух людей почти не заметили перед лицом того, какой ценой для них эти люди спаслись; и обернулись ко Христу, и стали Его просить, чтобы Он ушел из их пределов.
Как нередко бывает, что в человеческом обществе, в семье, в любой обстановке нам невыносим этот Божественный закон, который прозревает зло — и не ненавидит человека; освобождает пленного от его уз — и любит несчастного до последней жертвы! Вдумаемся в этот случай жизни Христовой, который, словно притча, раскрывает нам одну глубину за другой, и не только постараемся понять мыслью, но поймем сердцем, поймем жизнью, и тогда, может быть, — не сегодня, а когда-нибудь позже — мы не скажем вошедшему в чью-то жизнь — а через него и в нашу — Христу: "Отойди, мне страшно!"
"Уйди, уйди от нас, уйди из наших пределов!" — говорил народ, который предпочел то, что ему было дорого: богатство, стада, спокойность жизни, — здравию, исцелению человека; уйди — Ты у нас отнимаешь то, что нам дороже человека... Уйди от нас, — говорил Великий Инквизитор, — Ты нам мешаешь строить земное добро, мешаешь обеспечить счастьем безмолвное, безответственное стадо; уйди! Ты им открываешь пути, по которым им слишком трудно будет идти... Уйди от нас! — говорили вожди еврейского народа перед лицом Пилата — а раз Ты Сам не уходишь, пусть сила земная, грубая сила нас от Тебя избавит... И к Пилату обращались со словами: Распни, распни Его, — чтобы не звучала больше на наших улицах эта страшная проповедь о безусловной, крестной любви, это безумие о кротости и смирении, самоотречении, любви, отдающей все; потому что ничего нет более ценного, нежели человек...
И через всю историю звучит этот крик: Уйди! Ты стоишь на нашем пути к благополучию, к беспечности, к забвению... Это говорит через всю историю человеческий род. А мы? Неужели мы единственные, с небольшой горсточкой учеников, этого страшного слова, прямо или косвенно, никогда не говорим и никогда не сказали? Вспомним притчу Христову об овцах и козлищах: разве не приходил к нам человек в нужде, и разве мы не говорили ему "Уйди!"? Человеку нечего было надеть, но мы ему отвечали: Поношенного у меня ничего не осталось, а нового, хорошего, я тебе, конечно, отдать не могу — уйди!. Не подходил ли к нам нищий на дороге, и не отвечали ли мы ему, держа в сумке купленную еду: Я истратился, не могу тебе дать ничего... Из сумки мы ничего не вынули, из кошелька ничего не дали; сказали: Уйди... Или просто, что, может быть, еще страшнее, нарочно его не увидели, прошли мимо, скользнули взором, так что он знал, что мы его видели, но что он для нас не существует; из бытия прогнали его в небытие... Бывает, что и вор, и преступник постучится в нашу дверь: я прямо из тюрьмы, мне нужно немножко денег, мне надо одеться, чтобы найти работу... И сколько раз такой человек слышал от мнимого верующего: С такими, как ты, я не общаюсь, — уйди!. Сколько раз бывало, что надо было в больнице посетить больного — но нет! — там можно заразиться, туда лучше не идти! Пусть он идет своим путем — а с моей дороги уйдет!.
Так было когда-то, когда в декабрьскую ночь пожилой мужчина, который вез с собой молодую беременную Мать, стучался во все двери Вифлеемские; ни одна дверь не открылась: у нас тихо, у нас тепло, мы собрались семьей — чужой нам не нужен; ищи другого пристанища, уйди в ту пещеру, в загон, где бедняки держат своего вола, осла: от нас уйди!.
Сколько раз бывало в жизни каждого — в моей и вашей, — что человек с горем приходил, когда у нас на душе была весна, и ему говорилось: Уйди, не отравляй нашу радость! В нашем доме брак, в нашем доме именины, в нашем доме ликование — не омрачай этой радости: так мало ее бывает!. А бывает, что человек придет в дом горя, и ему скажут: Уйди! У нас темно, и у нас горя вдоволь — не прибавляй, чаша полна, через край переливается — уходи от нас!.
И так можно было бы образов, примеров дать без конца, не из чужой жизни — из своей, из моей, из вашей... И так поступили со Христом; а Спаситель не сказал ли нам: Что вы сделали одному из малых сих, вы сделали Мне?. Значит, мы Ему говорили: Уйди! Ты нас лишаешь того, что нам дороже Твоего присутствия и тех, кого Ты так возлюбил, что Ты за них отдал Свою жизнь, Свою страшную Гефсиманскую ночь, Свое телесное распятие, оставленность Богом на кресте; все это мне нипочем: Ты их так любишь — не я...
Мы не говорили: "Распни, распни Его", но разве, когда человек умирает от голода, когда человек истосковался в одиночестве, когда он брошен, когда ему места нет среди людей, как Христу не оказалось места даже умереть в граде Иерусалиме, — разве это не прикованность ко кресту, не распятость, не смерть оставленности, медленная, порой горькая смерть, когда раньше тела умрет вера в человека и вера в Бога, умрет и погаснет надежда, потускнеет и умрет любовь...
Вот о чем говорит эта такая привычная нам притча; весь этот рассказ ведет к тому, что сказано было Христу в момент, когда Он явил Свое сострадание, и милосердие, и любовь, и Божественную силу: Уйди, Ты у нас отнимаешь земное, а небесного нам не нужно... Вспомним слово Спасителя и опомнимся: Ищите прежде Царствия Божия — и все приложится; и именно приложится: не отнимется, но найдет свое место там, где небо на земле, и будет тогда полнота. Аминь.
Исцеление гергесинских бесноватых
(Мф. 8:28-9:1)
Сегодняшнее евангельское чтение часто вызывает недоумение. Что все это значит? Почему все это так сложно? И что обозначают различные события этого рассказа, который граничит с притчей — потому что, кроме его непосредственного значения как спасительного случая в жизни двух несчастных людей, он имеет еще отражение в сознании других людей именно через те свойства и черты, которые и вызывают недоумение.
Два человека представлены здесь: два человека с помраченным умом, два человека обезумевшего сердца, загнанные в свою собственную тьму, ушедшие от людей жить в гробах, в пещерах погребальных, в область такую же темную, как потухшие их сердца, в область мертвости, где жизни нет, где нет радости, где нет любви — два человека, вырывающиеся из этой области только для того, чтобы принести страх и боль проходящим мимо. И вокруг них — население, которое отозвалось на их внутреннюю трагедию и страшность их жизни отвержением. Старались сначала их схватить и сковать в цепи, но они оказались сильнее цепей. И тогда им дали уйти в эту область одиночества, оставленности, гробовой тишины и тьмы.
И вот мимо них проходит Христос; и эти люди, встречая Его, ставят Ему вопрос, который как будто оправдывает всю человеческую ненависть, все человеческое отчуждение, которое излилось на них; они, встречая Христа, говорят: Что нам и Тебе? Что между Тобой и нами общего? Зачем ты пришел нас мучить до времени?. И слышавшие это могли, по своей справедливости, на это ответить: Вот видишь, Господи, это люди, которые в Тебе признают Бога и Господа — и отрицают, что между Тобой и ними есть что-либо общее, люди, которые от Тебя Самого как Бога отрекаются; разве мы не правы были изгнать, исключить их, стать им чужими — разве они не чужды всякому, кто не отрекается от Бога?
А дальше обнаружилось нечто другое. Не в сегодняшнем чтении, но в другом месте Евангелия нам приводятся слова Спасителя: Он не спутал человека с одержащим его злом. Он сумел не только Божественной благодатью Своей, зрением Божиим увидеть это, но опытностью и любовью человеческой Он сумел различить человека-жертву от человеконенавистника дьявола, который овладел им. Он задает вопрос: "Кое ти имя" — как имя твоему полчищу темному, помрачающему полку смерти, который сделал этих людей как будто заживо мертвыми для вечной жизни и, во всяком случае, для жизни временной?. И бесы отвечают: "Легион!" — и молят Его не возвращать их в страшную бездну, а дать им еще время. И Христос по их просьбе посылает их в свиное стадо.
Это первое, что нас приводит в недоумение: почему Христос не заковал их в бездне? Почему Он склонился к их просьбе? — Потому что, исполняя эту их просьбу, Он знал, что откроет нечто людям вокруг, которые будут способны что-то понять. Свиньи для еврейского народа значили скверну, евреи не прикасались к ним, они их не пасли; и вот, посылая бесов в стадо свиное, Христос воочию показал, к какой области принадлежит бес, к какой области принадлежит зло — к области того, что скверно, к чему нельзя прикоснуться, что надо держать вдали от себя: не человека, а скверну.
А второе, что случилось, также ясно показывает людям воочию, что бывает, когда охватит человека зло. Это стадо с крутизны поверглось в море. Море в Ветхом Завете и в Новом Завете — так ясно это видно в рассказе об Ионе — это бездна, это та глубина, из которой нет возврата, это погибель, и погибель безвозвратная. Люди, которые были вокруг, все это могли видеть, могли понять, что эти два человека, которых они отвергли и прокляли и удалили от себя, потому что они были бесами в их глазах, на самом деле были жертвами зла, несчастными, которых надо было любовью и Божественной силой освободить. Они воочию увидели, к какой области принадлежит зло и куда это зло ведет: в безвозвратную погибель, в бездну.
И что мы видим в этом рассказе и в другом, который дополняет его? Мы видим, что люди из всех сел пришли и удивлялись, как это бесноватые сидят тихие, с умом просветленным, с озаренным сердцем, с новой жизнью перед ними, как земной, так и небесной, у ног Христа, из благодарности за спасение и освобождение готовые последовать за Ним, куда бы Он ни пошел. И испугались люди...
Испугались, как так часто, и раньше и теперь, люди пугаются Бога: Если Он останется посреди нас — что будет? Погибнет все наше имущество? Вторгнется в нашу жизнь новый закон Божий, который не оставляет стоять ничто земное в скверном, темном, жестоком порядке нашей земли, каким мы его создаем?. А спасения этих двух людей почти не заметили перед лицом того, какой ценой для них эти люди спаслись; и обернулись ко Христу, и стали Его просить, чтобы Он ушел из их пределов.
Как нередко бывает, что в человеческом обществе, в семье, в любой обстановке нам невыносим этот Божественный закон, который прозревает зло — и не ненавидит человека; освобождает пленного от его уз — и любит несчастного до последней жертвы! Вдумаемся в этот случай жизни Христовой, который, словно притча, раскрывает нам одну глубину за другой, и не только постараемся понять мыслью, но поймем сердцем, поймем жизнью, и тогда, может быть, — не сегодня, а когда-нибудь позже — мы не скажем вошедшему в чью-то жизнь — а через него и в нашу — Христу: "Отойди, мне страшно!"
"Уйди, уйди от нас, уйди из наших пределов!" — говорил народ, который предпочел то, что ему было дорого: богатство, стада, спокойность жизни, — здравию, исцелению человека; уйди — Ты у нас отнимаешь то, что нам дороже человека... Уйди от нас, — говорил Великий Инквизитор, — Ты нам мешаешь строить земное добро, мешаешь обеспечить счастьем безмолвное, безответственное стадо; уйди! Ты им открываешь пути, по которым им слишком трудно будет идти... Уйди от нас! — говорили вожди еврейского народа перед лицом Пилата — а раз Ты Сам не уходишь, пусть сила земная, грубая сила нас от Тебя избавит... И к Пилату обращались со словами: Распни, распни Его, — чтобы не звучала больше на наших улицах эта страшная проповедь о безусловной, крестной любви, это безумие о кротости и смирении, самоотречении, любви, отдающей все; потому что ничего нет более ценного, нежели человек...
И через всю историю звучит этот крик: Уйди! Ты стоишь на нашем пути к благополучию, к беспечности, к забвению... Это говорит через всю историю человеческий род. А мы? Неужели мы единственные, с небольшой горсточкой учеников, этого страшного слова, прямо или косвенно, никогда не говорим и никогда не сказали? Вспомним притчу Христову об овцах и козлищах: разве не приходил к нам человек в нужде, и разве мы не говорили ему "Уйди!"? Человеку нечего было надеть, но мы ему отвечали: Поношенного у меня ничего не осталось, а нового, хорошего, я тебе, конечно, отдать не могу — уйди!. Не подходил ли к нам нищий на дороге, и не отвечали ли мы ему, держа в сумке купленную еду: Я истратился, не могу тебе дать ничего... Из сумки мы ничего не вынули, из кошелька ничего не дали; сказали: Уйди... Или просто, что, может быть, еще страшнее, нарочно его не увидели, прошли мимо, скользнули взором, так что он знал, что мы его видели, но что он для нас не существует; из бытия прогнали его в небытие... Бывает, что и вор, и преступник постучится в нашу дверь: я прямо из тюрьмы, мне нужно немножко денег, мне надо одеться, чтобы найти работу... И сколько раз такой человек слышал от мнимого верующего: С такими, как ты, я не общаюсь, — уйди!. Сколько раз бывало, что надо было в больнице посетить больного — но нет! — там можно заразиться, туда лучше не идти! Пусть он идет своим путем — а с моей дороги уйдет!.
Так было когда-то, когда в декабрьскую ночь пожилой мужчина, который вез с собой молодую беременную Мать, стучался во все двери Вифлеемские; ни одна дверь не открылась: у нас тихо, у нас тепло, мы собрались семьей — чужой нам не нужен; ищи другого пристанища, уйди в ту пещеру, в загон, где бедняки держат своего вола, осла: от нас уйди!.
Сколько раз бывало в жизни каждого — в моей и вашей, — что человек с горем приходил, когда у нас на душе была весна, и ему говорилось: Уйди, не отравляй нашу радость! В нашем доме брак, в нашем доме именины, в нашем доме ликование — не омрачай этой радости: так мало ее бывает!. А бывает, что человек придет в дом горя, и ему скажут: Уйди! У нас темно, и у нас горя вдоволь — не прибавляй, чаша полна, через край переливается — уходи от нас!.
И так можно было бы образов, примеров дать без конца, не из чужой жизни — из своей, из моей, из вашей... И так поступили со Христом; а Спаситель не сказал ли нам: Что вы сделали одному из малых сих, вы сделали Мне?. Значит, мы Ему говорили: Уйди! Ты нас лишаешь того, что нам дороже Твоего присутствия и тех, кого Ты так возлюбил, что Ты за них отдал Свою жизнь, Свою страшную Гефсиманскую ночь, Свое телесное распятие, оставленность Богом на кресте; все это мне нипочем: Ты их так любишь — не я...
Мы не говорили: "Распни, распни Его", но разве, когда человек умирает от голода, когда человек истосковался в одиночестве, когда он брошен, когда ему места нет среди людей, как Христу не оказалось места даже умереть в граде Иерусалиме, — разве это не прикованность ко кресту, не распятость, не смерть оставленности, медленная, порой горькая смерть, когда раньше тела умрет вера в человека и вера в Бога, умрет и погаснет надежда, потускнеет и умрет любовь...
Вот о чем говорит эта такая привычная нам притча; весь этот рассказ ведет к тому, что сказано было Христу в момент, когда Он явил Свое сострадание, и милосердие, и любовь, и Божественную силу: Уйди, Ты у нас отнимаешь земное, а небесного нам не нужно... Вспомним слово Спасителя и опомнимся: Ищите прежде Царствия Божия — и все приложится; и именно приложится: не отнимется, но найдет свое место там, где небо на земле, и будет тогда полнота. Аминь.
Последнее редактирование модератором: