Из "Многообразия человеческих миров" Волкова (это прямая ссылка на книгу)
Это тип, характеризующийся диссоциацией и деперсонализацией но отличный от шизоида. Возможно что некоторые из участников себя узнают.
Психастенический характер.
Ядро характера.
Психастенику (душевно слабому, в пер. с греч.) свойственны изначальная тревога, слабое вытеснение, дефензивность, деперсонализация с блеклой чувственностью, аналитичность, реалистичность мироощущения.
Изначальная (базальная) тревога и слабое вытеснение. Для психастеника жизнь полна опасностей. Он ощущает их не абстрактно — туманно, как большинство людей, а с острожгучим переживанием того, что рано или поздно они произойдут или уже произошли, только он пока этого не знает. Психастеник живет так, как будто идет по минному полю. Многим такое отношение к жизни кажется неправильным. Но правда психастеника в том, что мир, действительно, полон опасностей. Конечно, он понимает, что, кроме опасностей, есть свет и радость. Но верх берет тревожная логика: если опасность вовремя не обнаружить и не обезвредить, то свет и радость исчезнут — стало быть, об опасности думать нужно. Тревога эта изначальна, никто психастенику ее не внушал, она живет в глубинах его существа. Она базальна, так как вытекает из переживания зыбкости человеческого бытия.
Почему же большинство людей не страдают подобным образом? Им помогает доверие к бытию, судьбе, жизни, вера в Бога. Многие вытесняют базальную тревогу. У психастеника же очень слабое вытеснение в этом отношении. Ему страшно не думать о страшном.
Изначальная (базальная) тревога свойственна астенику и ананкасту, но они в большей степени способны ее вытеснять. Эта тревога выражается не только в недоверии к естественному ходу событий, но и проявляется вполне определенными феноменами. У астеников — это преимущественно тревожная мнительность, у психастеников — сомнения, у ананкастов — навязчивости. Все эти феномены связаны одной тематикой — что-то плохое может случиться. Базальная тревога встречается и у людей других характеров, особенно у шизофренических и у циклоидов.
Психастенический характер родствен астеническому, но является более сложным характерологическим ансамблем. Описанная в главе об астениках дефензивность с конфликтом ранимого самолюбия и чувства неполноценности в полной мере присуща психастеникам. Но в отличие от астеника, психастеник подробно анализирует внутренний дефензивный конфликт и его внешние проявления.
Деперсонализация (чувство своей эмоциональной измененности) у психастеника носит мягкий характер. Суть ее в том, что в ситуации стресса у психастеника как бы выключаются, «немеют» чувства, мышление при этом остается ясным, и сохраняется способность разумно действовать. Этим-то и объясняется, почему робкие психастеники совершали военные подвиги, уверенно и собранно отвечали на экзамене после бессонной ночи. По причине того же душевного онемения они не чувствуют острого горя на похоронах. Психастеник может всю жизнь отчаянно бояться какого-то события, например смертельной болезни, но когда это событие происходит, то включается деперсонализация, и он встречает его стойко и даже мужественно.
Однако в повседневной жизни, при мелких стрессах душевное онемение оказывает психастенику плохую услугу. Всякий раз, когда нужно как-то выявлять свои чувства, они ускользают, и психастеник теряется. Без «компаса чувств» непонятно, что сказать в той или иной ситуации, невозможно естественное, раскованно-непосредственное поведение. Приходится искусственно выстраивать «правильное» поведение, одновременно анализируя, удачно ли получается. При этом психастеник тревожно напряжен, скован. Внутри у него — неуверенность, растерянность: что сказать, как ответить. Порой, как назло, при отсутствии адекватных чувств, приходят совершенно неуместные мысли и переживания; их надо вовремя отследить, не дать им выхода. В этом состоянии психастеник может допустить какой-то ляпсус, тут же попытаться исправить его, невольно напрягаясь и вызывая ответное напряжение у собеседника. В таком состоянии неуклюжие шутки психастеника вместо того, чтобы сгладить неловкость, лишь усиливают ее.
Пытаясь «включить» живые чувства, психастеник старается мыслями четче обозначит суть ситуации, характер отношений. Вместо радости общения в душе возникает неестественная натужность. Чувства же, ради собеседника, приходится немножко изображать. Иногда психастеник свою неспособность испытывать чувства, адекватные ситуации трактует как грубую патологию и напрасно мучается переживаниями по поводу несуществующей у него шизофрении.
Но вот остается психастеник вечером один в спокойном уюте своей комнаты, и в душе все оттаивает. Тогда и включаются живые чувства, возникает полноценный отклик на все произошедшее за день. Ощущается радость от встречи с интересным человеком или захлестывает острая душевная боль при воспоминании о похоронах. Психастенику досадно, что эти чувства пришли с опозданием, что не удалось их выразить в нужный момент. Однако следует заметить, что даже в эти моменты полного спокойствия психастенику может не хватать уверенности в точности своих чувств.
Если бы было принято выказывать свои чувства не в момент взаимодействия, а спустя какое-то время в письме, ему было бы легче. Иногда он и сам обнаруживает, что в письмах может выражать себя полнее. Психастеник начинает настраивать себя на то, что в следующий раз будет естественным, скажет искренние, от сердца слова, когда нужно — обнимет человека, выразит подлинное сочувствие. Однако наступает следующий день и вместе с ним — снова тревожное напряжение по поводу неестественных, онемевших чувств; впрочем, кое-что из намеченного выполняется.
Зная свою особенность, психастеник старается заранее обдумать ситуацию, написать в блокноте ключевые пункты — все это для того, чтобы его слова и поступки были точнее, адекватней. В ситуации, к которой, по его мнению, он готов, психастеник испытывает меньший стресс, стало быть, меньшее онемение и больше непосредственности. Ведь общается же он без выраженной деперсонализации с друзьями и родными.
Блеклая чувственность или, как выражаются психофизиологи, слабость «животной половины», или «жухлая подкорка», неотъемлемы от данного характера. Подкорка — это область мозга, расположенная под корой больших полушарий. От ее функционирования зависит способность органов чувств ярко, цепко, точно и с наслаждением воспринимать окружающий мир. У психастеника работа мысли, то есть активность коры больших полушарий мозга, превалирует над активностью подкорковых областей мозга. Это объяснение И. П. Павлова хорошо и просто описывает физиологические предпосылки блеклой чувственности психастеника при одновременном компенсаторном засилии мыслительной работы. Подобный феномен И. П. Павлов называл «второсигнальностью»; психастеник именно «второсигнален».
Блеклая чувственность конкретно выражается в том, что непосредственные радости бытия — наслаждение тонкой гастрономической кухней, мышечная радость от занятий спортом, удовольствие от ходьбы босиком по влажной траве и т. п. — воспринимаются психастеником глуше, чем людьми иных характеров. Психастенику не хватает природной координации движений, ловкости, глазомера, природного чутья. Его механическая память слабовата, у него нет абсолютного музыкального слуха, не хватает сочности, яркости красок в восприятии мира. Проговорив целый час с человеком, психастеник затрудняется описать детали одежды собеседника, цвет его волос, не может уверенно вспомнить конкретных фраз и выражений. Но хорошо помнит общий смысл и тональность беседы.
По причине той же блеклой чувственности в его памяти не остается рельефного, устойчивого отпечатка только что произошедшего события. Так он мучается и перепроверяет, уже в который раз, закрыл ли дверь, выключил ли газ перед уходом из дома. Это не навязчивости, так как он на самом деле не может убедительно для себя воспроизвести в памяти момент захлопывания двери, выключения газа. И приходится повторять данные действия до тех пор, пока не возникнет четкое воспоминание-ощущение: да, газ выключен.
Эти проверки отчасти обоснованны, потому что психастеник по рассеянности действительно иногда забывает выключить газ, закрыть дверь: проверки являются компенсацией его рассеянности. Таким образом, мы видим у психастеника две причины неуверенности в собственных чувствах: деперсонализация и слабая чувственность. Необходимо отметить, что деперсонализация и блеклая чувственность неотделимо дополняют друг друга: блеклые чувства легче поддаются онемению, а онемевшие чувства становятся более блеклыми. Психастеник компенсирует свою неуверенность чрезмерной аналитичностью.
Аналитичность психастеника рефлексивна. Рефлексия — это способность отстраненно оценивать свои переживания, как бы выходя из себя и наблюдая за собой со стороны. Рефлексивность — свойство абстрактного высокоорганизованного мышления. Интересно, с юмором описывал так называемое «тройное я» психастеника П. Б. Ганнушкин: «его первое "я" чувствует страх; второе "я", не желая обнаруживать перед другими свое психическое состояние, замаскировывает этот страх и старается — часто с успехом — скрыть свое волнение и быть спокойным; наконец, третье "я" наблюдает за первыми двумя, а подчас и подсмеивается над ними» /44, с. 438/.
Деперсонализация, блеклая чувственность, слабое вытеснение способствуют рефлексивной аналитичности, так как мысль, не опьяняясь яркой красочностью впечатлений, захватывает душу, сплетаясь в тягостный самоанализ-самоедство. Как выражался С. И. Консторум, психастеник «совершает 80 тысяч лье вокруг своей персоны» /29/. При неудачах психастеник мало способен думать о себе нейтрально или хорошо, и эти «80 тысяч лье» превращаются в 80 тысяч самобичеваний. Одна из причин этого состоит в том, что неудачи актуализируют психастеническое чувство неполноценности во всех его подробностях, с чем не может смириться ранимое самолюбие психастеника и мучительно наказывает его. Самоанализ-самоедство часто не нравится самим психастеникам, так как не выводит их к свету и только сильнее занижает самооценку. Другой человек бросил бы это тягостное занятие, психастенику же непременно надо выяснить, что он за человек и чего стоит. Вытеснить из сознания это неприятное выяснение он не способен. При этом он судит себя чересчур строго (мерки задает ранимое самолюбие и гипертрофированная совестливость).
Нерешительность, а стало быть, трудность уверенно действовать также погружают психастеника в тягостное размышление, по принципу «семь раз отмерь, один — отрежь». Вспомним Гамлета, образ которого трактуется по-разному: от эпохального интеллигента до холодного эгоиста, философствующего там, где это не уместно. Независимо от этих мнений, ясно одно: убей Гамлет без промедления своего врага, великой пьесы не получилось бы. Вся соль пьесы — в глубоких размышлениях. Гамлет говорит: «Так трусами нас делает раздумье». Интересна и обратная мысль, что трусость (нерешительность) склоняет к тревожному размышлению. По отношению к психастенику верны обе эти мысли.
Сомнение — типичная черта психастенической аналитичности. Сомнение — это встреча, борьба нескольких мнений, логическая работа ума. Оно возможно лишь в ситуации неопределенности. Когда психастеник сомневается, то это значит, что он не уверен ни в плохом, ни в хорошем. Если в неопределенности психастенику видится какая-то значимая для него угроза, то он постоянно думает об этом. Не думать для него в этой ситуации практически невозможно, тем более если речь идет о чем-то важном. Бывает, что сомнение крутится и крутится внутри себя, не продвигаясь вперед и не в состоянии остановиться. Изнурительно долго оно может работать вхолостую, пока неожиданно не озарится пониманием. Или постепенно, почти незаметно для себя винт сомнения входит в изучаемый вопрос все глубже и глубже, наконец достигая ответа. Психастеническое сомнение — это способность отыскивать неприятную неопределенность и превращать ее в радующую ясность.
Существуют типичные мучающие психастеника размышления: вопрос о смерти и ведущих к ней опасных болезнях; позор вообще и позорные болезни в частности; сумасшествие; благополучие свое и близких; сложности межличностных отношений; смысл жизни; нравственный долг. Таким образом, психастеник не переживает обо всем на свете, например по поводу неопасных болезней, мелких житейских неприятностей. От многого он вообще бережет свое внимание. Иначе он бы просто разрушился от обилия переживаний. Основные сомнения психастеника концентрируются в нравственно-этической и ипохондрической областях. Ипохондрия — переживания по поводу мнимой, не существующей у человека болезни. Если болезнь на самом деле есть, но чрезмерно переживается, то говорят об ипохондрических наслоениях.
Психастенические сомнения не бывают нелепыми, алогичными, они всегда реалистичны: то есть то, чего боится психастеник, действительно может произойти. Другое дело, что психастеник преувеличивает степень опасности, вероятность беды. Но и в этом есть своя логика. Например, психастенику говорят, что тысячи людей летают самолетами, и только маленький процент погибает в авиакатастрофах. Он соглашается, но добавляет: «А вдруг я-то как раз и окажусь в этом маленьком проценте?»
Истинная навязчивость отличается от сомнения тем, что человек воспринимает ее содержание, как полный абсурд. Психастеник в детстве и отрочестве может серьезно мучиться от навязчивостей, но с возрастом, по мере формирования характера их все больше и больше заменяют сомнения.
Структура тревожного сомнения психастенического психопата зачастую такова: существует 1% беды против 99% благополучия, ставка делается на этот 1%, и он воспринимается, предположим, как 30% или 90%. Поэтому однопроцентное «а вдруг?» может довести психопата до паники. Это преувеличенное «а вдруг» и есть жало тревожного сомнения. Психастенику для спокойствия нужно, чтобы никаких «а вдруг» не возникало.
Сомнения не позволяют психастенику быть убежденным там, где большинство людей на его месте давно бы пришли к решению. Например, он может долго сомневаться в реальности измены жены несмотря на то, что все в этом уверены. И корень сомнения здесь не в его оптимизме, которого мало, а в тревожной серьезности: поставишь точку, порвешь отношения — а вдруг жена не изменяла? Подобная опрометчивость страшна, и психастеник ходит кругами сомнений.
Реалистичность мышления и чувствования проявляется, прежде всего, в склонности к реалистическому мироощущению, суть которого, по М. Е. Бурно /45, с. 8/, состоит в том, что человек ощущает свое тело источником своего духа. Психастеник не чувствует, что душа существует изначально, вне его телесного организма, сама по себе, приходя к нему из вечного духовного Первоисточника. Он чувствует, что его душевная жизнь рождается в недрах его тела. Подобная реалистичность свойственна психастеникам, астеникам, циклоидам, эпилептоидам, с известными оговорками также и инфантильно-ювенильным людям. Про людей других характеров в этом отношении нужно говорить особо. Речь идет не о мировоззрении, а о чувстве глубинно-интуитивной взаимосвязи своей души и мира. Мировоззрение и мироощущение могут не совпадать; особенно часто истерики и циклоиды думают то, что им хочется в данное время думать, а не то, что глубинно ощущают внутри самих себя.
Реалистичность психастеника проявляется также тем, что он поглощен обдумыванием земных проблем, а не абстрактных, философских, мистических построений. Его мышление опирается на факты, сверяется с ними в своей сложной аналитичности, уважает опыт и правду жизни. Благодаря сложной работе сомнений, умный психастеник видит мир глубоко и по-земному просто. Он не чувствует своей душой, как шизоид, подлинной реальности бесконечного, изначального Духа, правящего миром. Человек психастенического характера, пусть неуверенно и сомневаясь, идет по земле, ценя теплоту и красоту ее материальности.
Итак, неотделимо друг от друга в ядро психастенического характера входят:
1. Изначальная (базальная) тревога со слабым вытеснением.
2. Дефензивность с конфликтом ранимого самолюбия и чувства неполноценности.
3. Деперсонализация с блеклой чувственностью.
4. Рефлексивная аналитичность со склонностью к тревожным сомнениям.
5. Реалистическое мироощущение.
Подведем итог: психастенику свойственно реалистическое мироощущение, но в отличие от других реалистов его изначальная тревожность, не будучи вытесненной, преломляясь дефензивностью, деперсонализацией, аналитичностью и реалистичностью, преобразуется в тревожные сомнения, прежде всего этического и ипохондрического характера, и в тревожную неуверенность по поводу адекватности своих чувств. Аналитичность выполняет компенсаторную роль по отношению к деперсонализации и блеклой чувственности. Похожий механизм отмечается при психастеноподобной шизофрении. Подчеркну, поэтому, что у психастеника нет расщепления (schisis — о нем речь дальше) душевной деятельности. Психастенический характер представляет психологически понятную цельность.
Это тип, характеризующийся диссоциацией и деперсонализацией но отличный от шизоида. Возможно что некоторые из участников себя узнают.
Психастенический характер.
Ядро характера.
Психастенику (душевно слабому, в пер. с греч.) свойственны изначальная тревога, слабое вытеснение, дефензивность, деперсонализация с блеклой чувственностью, аналитичность, реалистичность мироощущения.
Изначальная (базальная) тревога и слабое вытеснение. Для психастеника жизнь полна опасностей. Он ощущает их не абстрактно — туманно, как большинство людей, а с острожгучим переживанием того, что рано или поздно они произойдут или уже произошли, только он пока этого не знает. Психастеник живет так, как будто идет по минному полю. Многим такое отношение к жизни кажется неправильным. Но правда психастеника в том, что мир, действительно, полон опасностей. Конечно, он понимает, что, кроме опасностей, есть свет и радость. Но верх берет тревожная логика: если опасность вовремя не обнаружить и не обезвредить, то свет и радость исчезнут — стало быть, об опасности думать нужно. Тревога эта изначальна, никто психастенику ее не внушал, она живет в глубинах его существа. Она базальна, так как вытекает из переживания зыбкости человеческого бытия.
Почему же большинство людей не страдают подобным образом? Им помогает доверие к бытию, судьбе, жизни, вера в Бога. Многие вытесняют базальную тревогу. У психастеника же очень слабое вытеснение в этом отношении. Ему страшно не думать о страшном.
Изначальная (базальная) тревога свойственна астенику и ананкасту, но они в большей степени способны ее вытеснять. Эта тревога выражается не только в недоверии к естественному ходу событий, но и проявляется вполне определенными феноменами. У астеников — это преимущественно тревожная мнительность, у психастеников — сомнения, у ананкастов — навязчивости. Все эти феномены связаны одной тематикой — что-то плохое может случиться. Базальная тревога встречается и у людей других характеров, особенно у шизофренических и у циклоидов.
Психастенический характер родствен астеническому, но является более сложным характерологическим ансамблем. Описанная в главе об астениках дефензивность с конфликтом ранимого самолюбия и чувства неполноценности в полной мере присуща психастеникам. Но в отличие от астеника, психастеник подробно анализирует внутренний дефензивный конфликт и его внешние проявления.
Деперсонализация (чувство своей эмоциональной измененности) у психастеника носит мягкий характер. Суть ее в том, что в ситуации стресса у психастеника как бы выключаются, «немеют» чувства, мышление при этом остается ясным, и сохраняется способность разумно действовать. Этим-то и объясняется, почему робкие психастеники совершали военные подвиги, уверенно и собранно отвечали на экзамене после бессонной ночи. По причине того же душевного онемения они не чувствуют острого горя на похоронах. Психастеник может всю жизнь отчаянно бояться какого-то события, например смертельной болезни, но когда это событие происходит, то включается деперсонализация, и он встречает его стойко и даже мужественно.
Однако в повседневной жизни, при мелких стрессах душевное онемение оказывает психастенику плохую услугу. Всякий раз, когда нужно как-то выявлять свои чувства, они ускользают, и психастеник теряется. Без «компаса чувств» непонятно, что сказать в той или иной ситуации, невозможно естественное, раскованно-непосредственное поведение. Приходится искусственно выстраивать «правильное» поведение, одновременно анализируя, удачно ли получается. При этом психастеник тревожно напряжен, скован. Внутри у него — неуверенность, растерянность: что сказать, как ответить. Порой, как назло, при отсутствии адекватных чувств, приходят совершенно неуместные мысли и переживания; их надо вовремя отследить, не дать им выхода. В этом состоянии психастеник может допустить какой-то ляпсус, тут же попытаться исправить его, невольно напрягаясь и вызывая ответное напряжение у собеседника. В таком состоянии неуклюжие шутки психастеника вместо того, чтобы сгладить неловкость, лишь усиливают ее.
Пытаясь «включить» живые чувства, психастеник старается мыслями четче обозначит суть ситуации, характер отношений. Вместо радости общения в душе возникает неестественная натужность. Чувства же, ради собеседника, приходится немножко изображать. Иногда психастеник свою неспособность испытывать чувства, адекватные ситуации трактует как грубую патологию и напрасно мучается переживаниями по поводу несуществующей у него шизофрении.
Но вот остается психастеник вечером один в спокойном уюте своей комнаты, и в душе все оттаивает. Тогда и включаются живые чувства, возникает полноценный отклик на все произошедшее за день. Ощущается радость от встречи с интересным человеком или захлестывает острая душевная боль при воспоминании о похоронах. Психастенику досадно, что эти чувства пришли с опозданием, что не удалось их выразить в нужный момент. Однако следует заметить, что даже в эти моменты полного спокойствия психастенику может не хватать уверенности в точности своих чувств.
Если бы было принято выказывать свои чувства не в момент взаимодействия, а спустя какое-то время в письме, ему было бы легче. Иногда он и сам обнаруживает, что в письмах может выражать себя полнее. Психастеник начинает настраивать себя на то, что в следующий раз будет естественным, скажет искренние, от сердца слова, когда нужно — обнимет человека, выразит подлинное сочувствие. Однако наступает следующий день и вместе с ним — снова тревожное напряжение по поводу неестественных, онемевших чувств; впрочем, кое-что из намеченного выполняется.
Зная свою особенность, психастеник старается заранее обдумать ситуацию, написать в блокноте ключевые пункты — все это для того, чтобы его слова и поступки были точнее, адекватней. В ситуации, к которой, по его мнению, он готов, психастеник испытывает меньший стресс, стало быть, меньшее онемение и больше непосредственности. Ведь общается же он без выраженной деперсонализации с друзьями и родными.
Блеклая чувственность или, как выражаются психофизиологи, слабость «животной половины», или «жухлая подкорка», неотъемлемы от данного характера. Подкорка — это область мозга, расположенная под корой больших полушарий. От ее функционирования зависит способность органов чувств ярко, цепко, точно и с наслаждением воспринимать окружающий мир. У психастеника работа мысли, то есть активность коры больших полушарий мозга, превалирует над активностью подкорковых областей мозга. Это объяснение И. П. Павлова хорошо и просто описывает физиологические предпосылки блеклой чувственности психастеника при одновременном компенсаторном засилии мыслительной работы. Подобный феномен И. П. Павлов называл «второсигнальностью»; психастеник именно «второсигнален».
Блеклая чувственность конкретно выражается в том, что непосредственные радости бытия — наслаждение тонкой гастрономической кухней, мышечная радость от занятий спортом, удовольствие от ходьбы босиком по влажной траве и т. п. — воспринимаются психастеником глуше, чем людьми иных характеров. Психастенику не хватает природной координации движений, ловкости, глазомера, природного чутья. Его механическая память слабовата, у него нет абсолютного музыкального слуха, не хватает сочности, яркости красок в восприятии мира. Проговорив целый час с человеком, психастеник затрудняется описать детали одежды собеседника, цвет его волос, не может уверенно вспомнить конкретных фраз и выражений. Но хорошо помнит общий смысл и тональность беседы.
По причине той же блеклой чувственности в его памяти не остается рельефного, устойчивого отпечатка только что произошедшего события. Так он мучается и перепроверяет, уже в который раз, закрыл ли дверь, выключил ли газ перед уходом из дома. Это не навязчивости, так как он на самом деле не может убедительно для себя воспроизвести в памяти момент захлопывания двери, выключения газа. И приходится повторять данные действия до тех пор, пока не возникнет четкое воспоминание-ощущение: да, газ выключен.
Эти проверки отчасти обоснованны, потому что психастеник по рассеянности действительно иногда забывает выключить газ, закрыть дверь: проверки являются компенсацией его рассеянности. Таким образом, мы видим у психастеника две причины неуверенности в собственных чувствах: деперсонализация и слабая чувственность. Необходимо отметить, что деперсонализация и блеклая чувственность неотделимо дополняют друг друга: блеклые чувства легче поддаются онемению, а онемевшие чувства становятся более блеклыми. Психастеник компенсирует свою неуверенность чрезмерной аналитичностью.
Аналитичность психастеника рефлексивна. Рефлексия — это способность отстраненно оценивать свои переживания, как бы выходя из себя и наблюдая за собой со стороны. Рефлексивность — свойство абстрактного высокоорганизованного мышления. Интересно, с юмором описывал так называемое «тройное я» психастеника П. Б. Ганнушкин: «его первое "я" чувствует страх; второе "я", не желая обнаруживать перед другими свое психическое состояние, замаскировывает этот страх и старается — часто с успехом — скрыть свое волнение и быть спокойным; наконец, третье "я" наблюдает за первыми двумя, а подчас и подсмеивается над ними» /44, с. 438/.
Деперсонализация, блеклая чувственность, слабое вытеснение способствуют рефлексивной аналитичности, так как мысль, не опьяняясь яркой красочностью впечатлений, захватывает душу, сплетаясь в тягостный самоанализ-самоедство. Как выражался С. И. Консторум, психастеник «совершает 80 тысяч лье вокруг своей персоны» /29/. При неудачах психастеник мало способен думать о себе нейтрально или хорошо, и эти «80 тысяч лье» превращаются в 80 тысяч самобичеваний. Одна из причин этого состоит в том, что неудачи актуализируют психастеническое чувство неполноценности во всех его подробностях, с чем не может смириться ранимое самолюбие психастеника и мучительно наказывает его. Самоанализ-самоедство часто не нравится самим психастеникам, так как не выводит их к свету и только сильнее занижает самооценку. Другой человек бросил бы это тягостное занятие, психастенику же непременно надо выяснить, что он за человек и чего стоит. Вытеснить из сознания это неприятное выяснение он не способен. При этом он судит себя чересчур строго (мерки задает ранимое самолюбие и гипертрофированная совестливость).
Нерешительность, а стало быть, трудность уверенно действовать также погружают психастеника в тягостное размышление, по принципу «семь раз отмерь, один — отрежь». Вспомним Гамлета, образ которого трактуется по-разному: от эпохального интеллигента до холодного эгоиста, философствующего там, где это не уместно. Независимо от этих мнений, ясно одно: убей Гамлет без промедления своего врага, великой пьесы не получилось бы. Вся соль пьесы — в глубоких размышлениях. Гамлет говорит: «Так трусами нас делает раздумье». Интересна и обратная мысль, что трусость (нерешительность) склоняет к тревожному размышлению. По отношению к психастенику верны обе эти мысли.
Сомнение — типичная черта психастенической аналитичности. Сомнение — это встреча, борьба нескольких мнений, логическая работа ума. Оно возможно лишь в ситуации неопределенности. Когда психастеник сомневается, то это значит, что он не уверен ни в плохом, ни в хорошем. Если в неопределенности психастенику видится какая-то значимая для него угроза, то он постоянно думает об этом. Не думать для него в этой ситуации практически невозможно, тем более если речь идет о чем-то важном. Бывает, что сомнение крутится и крутится внутри себя, не продвигаясь вперед и не в состоянии остановиться. Изнурительно долго оно может работать вхолостую, пока неожиданно не озарится пониманием. Или постепенно, почти незаметно для себя винт сомнения входит в изучаемый вопрос все глубже и глубже, наконец достигая ответа. Психастеническое сомнение — это способность отыскивать неприятную неопределенность и превращать ее в радующую ясность.
Существуют типичные мучающие психастеника размышления: вопрос о смерти и ведущих к ней опасных болезнях; позор вообще и позорные болезни в частности; сумасшествие; благополучие свое и близких; сложности межличностных отношений; смысл жизни; нравственный долг. Таким образом, психастеник не переживает обо всем на свете, например по поводу неопасных болезней, мелких житейских неприятностей. От многого он вообще бережет свое внимание. Иначе он бы просто разрушился от обилия переживаний. Основные сомнения психастеника концентрируются в нравственно-этической и ипохондрической областях. Ипохондрия — переживания по поводу мнимой, не существующей у человека болезни. Если болезнь на самом деле есть, но чрезмерно переживается, то говорят об ипохондрических наслоениях.
Психастенические сомнения не бывают нелепыми, алогичными, они всегда реалистичны: то есть то, чего боится психастеник, действительно может произойти. Другое дело, что психастеник преувеличивает степень опасности, вероятность беды. Но и в этом есть своя логика. Например, психастенику говорят, что тысячи людей летают самолетами, и только маленький процент погибает в авиакатастрофах. Он соглашается, но добавляет: «А вдруг я-то как раз и окажусь в этом маленьком проценте?»
Истинная навязчивость отличается от сомнения тем, что человек воспринимает ее содержание, как полный абсурд. Психастеник в детстве и отрочестве может серьезно мучиться от навязчивостей, но с возрастом, по мере формирования характера их все больше и больше заменяют сомнения.
Структура тревожного сомнения психастенического психопата зачастую такова: существует 1% беды против 99% благополучия, ставка делается на этот 1%, и он воспринимается, предположим, как 30% или 90%. Поэтому однопроцентное «а вдруг?» может довести психопата до паники. Это преувеличенное «а вдруг» и есть жало тревожного сомнения. Психастенику для спокойствия нужно, чтобы никаких «а вдруг» не возникало.
Сомнения не позволяют психастенику быть убежденным там, где большинство людей на его месте давно бы пришли к решению. Например, он может долго сомневаться в реальности измены жены несмотря на то, что все в этом уверены. И корень сомнения здесь не в его оптимизме, которого мало, а в тревожной серьезности: поставишь точку, порвешь отношения — а вдруг жена не изменяла? Подобная опрометчивость страшна, и психастеник ходит кругами сомнений.
Реалистичность мышления и чувствования проявляется, прежде всего, в склонности к реалистическому мироощущению, суть которого, по М. Е. Бурно /45, с. 8/, состоит в том, что человек ощущает свое тело источником своего духа. Психастеник не чувствует, что душа существует изначально, вне его телесного организма, сама по себе, приходя к нему из вечного духовного Первоисточника. Он чувствует, что его душевная жизнь рождается в недрах его тела. Подобная реалистичность свойственна психастеникам, астеникам, циклоидам, эпилептоидам, с известными оговорками также и инфантильно-ювенильным людям. Про людей других характеров в этом отношении нужно говорить особо. Речь идет не о мировоззрении, а о чувстве глубинно-интуитивной взаимосвязи своей души и мира. Мировоззрение и мироощущение могут не совпадать; особенно часто истерики и циклоиды думают то, что им хочется в данное время думать, а не то, что глубинно ощущают внутри самих себя.
Реалистичность психастеника проявляется также тем, что он поглощен обдумыванием земных проблем, а не абстрактных, философских, мистических построений. Его мышление опирается на факты, сверяется с ними в своей сложной аналитичности, уважает опыт и правду жизни. Благодаря сложной работе сомнений, умный психастеник видит мир глубоко и по-земному просто. Он не чувствует своей душой, как шизоид, подлинной реальности бесконечного, изначального Духа, правящего миром. Человек психастенического характера, пусть неуверенно и сомневаясь, идет по земле, ценя теплоту и красоту ее материальности.
Итак, неотделимо друг от друга в ядро психастенического характера входят:
1. Изначальная (базальная) тревога со слабым вытеснением.
2. Дефензивность с конфликтом ранимого самолюбия и чувства неполноценности.
3. Деперсонализация с блеклой чувственностью.
4. Рефлексивная аналитичность со склонностью к тревожным сомнениям.
5. Реалистическое мироощущение.
Подведем итог: психастенику свойственно реалистическое мироощущение, но в отличие от других реалистов его изначальная тревожность, не будучи вытесненной, преломляясь дефензивностью, деперсонализацией, аналитичностью и реалистичностью, преобразуется в тревожные сомнения, прежде всего этического и ипохондрического характера, и в тревожную неуверенность по поводу адекватности своих чувств. Аналитичность выполняет компенсаторную роль по отношению к деперсонализации и блеклой чувственности. Похожий механизм отмечается при психастеноподобной шизофрении. Подчеркну, поэтому, что у психастеника нет расщепления (schisis — о нем речь дальше) душевной деятельности. Психастенический характер представляет психологически понятную цельность.
Последнее редактирование:
.