одиночество

V. Kudojarov

Administrator
Команда форума
Эмоциональные состояния: одиночество

Когда человек начинает разбираться со своими –измами, он обнаруживает, что ему следует обратить внимание не на влечение или желание смены пола как таковые, а на составляющие проблемы: примирение с прошлым, принятие себя и умение строить отношения с окружающими в настоящем, навык справляться с негативными эмоциональными состояниями и получать радость от жизни здесь-и-сейчас, видеть цель и надежду в будущем.
В этой статье мы рассмотрим вопрос одиночества.

Проблема одиночества оказывается для многих наших посетителей более серьезной, чем само влечение к людям своего пола. Некоторые признавались, что именно чувство одиночества провоцирует нежелательные фантазии и поведение. Восприятие себя «иным» на деле может быть признаком не гомосексуальности, а именно одиночества, и гомосексуальность в таком случае – всего лишь способ справиться с болезненным ощущением отчужденности, скуки и никомуненужности. В некоторых случаях одиночество порождает безнадежность и отказ от всякой деятельности (уныние), а это, в свою очередь, только способствует накоплению боли и ведет к отчаянию.
Попробуем разобраться, что же такое одиночество, с чем оно связано, всегда ли оно – зло, и как с ним справиться.

Одиночество – это не объективная реальность, а эмоциональное состояние, т.е. наше субъективное восприятие действительности. Думаю, читатель легко сможет вспомнить моменты, когда он находился один, но не страдал от этого, и наоборот, бывают случаи, когда даже в компании самых близких людей чувствуешь себя одиноким и несчастным.
Из этого простого наблюдения следуют три вещи.

Во-первых, это означает, что все дело в том, как мы интерпретируем реальность. Некоторые настолько привыкают к ощущению своей несчастности и одиночества, что даже целенаправленные попытки любящих их людей прорваться к ним не приносят результата. В таком случае следует учиться воспринимать некоторые вещи иначе (требуется освоить некоторые техники работы с убеждениями), и болезненные чувства со временем перестанут быть доминирующими.

Во-вторых, стоит вспомнить, что эмоции – это не вся реальность. Помимо эмоций есть разум, есть вера, есть прошлый опыт, есть воля и текущие обязательства перед ближними, и для зрелой личности они значат не меньше, чем субъективное состояние. Это вопрос о том, кто кого контролирует: мы - свои эмоции, или наши эмоции контролируют нас. Когда мы находимся в неприятном эмоциональном состоянии, можно не ждать, пока оно само пройдет, а искать другие опоры в деятельности.
Наконец, эмоции являются симптомом того, что в нашем отношении с окружающим миром что-то не так. Что же может быть не так? Самое время поговорить о формах одиночества.

Сижу один, друзей и любви нет. Первая и наиболее распространенная причина одиночества, особенно в ранней юности – это реальное отсутствие друзей. Из-за чего это происходит? Отсутствие общих интересов со сверстниками; критическое отношение к их занятиям; привычка проводить время в уединенных занятиях (учеба, чтение, компьютер); боязнь и стеснительность в построении новых отношений, чрезмерная зависимость от небольшого круга лиц. Очевидно, что в таком случае стоит попытаться найти объединяющую интересную деятельность, снизить требовательность к окружающим, научившись смотреть на них без осуждения, найти новую компанию, работать над преодолением стеснительности и не зацикливаться на определенных людях, а общаться со всеми. Наконец, можно не ждать, что кто-то обратится ко мне, а самому протянуть руку тому, кто нуждается в общении (например, в служении малым этого мира); возможно, подлинный ответ на одиночество в определенных случаях – это создание собственной семьи и рождение детей.

Встречи не происходит. Случается, что и в кругу близких людей человек чувствует себя одиноко, а после встречи - более опустошенным, чем если бы он находился реально один. С чем это может быть связано? Можно посмотреть, насколько мы находимся «здесь-и-сейчас»: часто мы настолько озабочены нашим прошлым или тревожимся о будущем, что не можем ощутить настоящее, сами не можем быть реально вместе с другими людьми. Если это заметить и не позволять себе уходить из реальности, общение будет приносить больше плодов. Вторая причина того, что встреча не происходит – мы говорим на разных языках, и не можем друг друга услышать. В таком случае можно предложить попытаться встать на позицию другого человека, увидеть мир его глазами, а партнеру рассказать о том языке общения, который важен именно для вас, и чего вы ждете от общения. Третья причина – боязнь открытости, и, соответственно, общение на поверхностном уровне. Конечно, открытость влечет за собой уязвимость (и не со всеми это полезно), но без открытости не бывает искренности и глубины. Четвертая – неподходящий формат для общения – например, «одиночество в толпе». Можно предложить добавить в общение встречи в малой группе или тет-а-тет. Пятая причина того, что Встреча не происходит, это банальная усталость, когда стоит просто отдохнуть и встретиться уже на свежую голову.

Одиночество в разлуке. Разлука – это всегда испытание подлинности отношений. С одной стороны, совсем не страдать от разлуки – признак черствого сердца: даже Христос страдал, когда ушел Его друг, Лазарь. С другой стороны, ощущение одиночества не должно стать разрушительным. Оно становится таковым, когда партнер использовался для восполнения собственной личности, в качестве подпитки извне; когда отношение к человеку было не как к свободной личности, но как к собственности. В обоих этих случаях разлука может стать средством для оздоровления отношений, а сама ситуация может побудить к тому, чтобы искать свой собственный путь и смысл в жизни, не зацикливаясь на одной личности. Однако не будем забывать и о том, что сегодня достаточно просто поддерживать регулярный контакт с помощью современных средств связи – было бы желание. Наконец, верующие имеют возможность и молитвенно поминать тех, с кем они разделены – территорией, временем и даже смертью.

Мы говорили выше о взаимоотношениях с людьми, и можно сказать, что подлинная дружба и отношения любви, взаимной заботы – это хорошее лекарство от одиночества.
Однако этим все не исчерпывается.

Психологи выделяют еще экзистенциальное одиночество, признавая, что даже здоровый эмоционально человек, имеющий друзей и живущий в счастливой семье, в определенные моменты своей жизни обязательно будет переживать одиночество. С точки зрения богословов, это не так уж и плохо: если бы мы были самодостаточными, что подвигло бы нас искать Другого? «Бог даст тебе вторую половинку, или Сам заменит ее… И все же мы в чем-то всегда будем одиноки. Думаю, так Бог устроил, чтобы не прирастали сердцем к земле и людям, но с самой сокровенной болью шли к Нему, Врачу душ…» – писал один верующий брат своему другу.
Давайте продвинемся еще дальше и порассуждаем, всегда ли одиночество – зло. Действительно, многие люди боятся одиночества. Оно заставляет остаться один на один с собой. Столкнуться с тем, от чего мы бежим в себе, что подавляем или стараемся не замечать. Мы «затыкаем» эти вопросы музыкой, заедаем или забалтываем эти чувства, делаем все, что угодно, чтобы только не остаться наедине с собой. Но правильная ли это стратегия? Все равно рано или поздно осознание того, что что-то в нас не так, прорывается, и кто знает, сможем ли мы выдержать такую правду о себе в следующий раз. Становится понятным, почему аскетическая традиция православного христианства призывает человека непрестанно очищать свое сердце – иначе никогда не почувствуешь внутреннего умиротворения.

Итак, условием благотворности одиночества является чистота сердца. Также требуется умение отрешиться от забот завтрашнего дня и довериться Богу, посылающему нам в дар день сегодняшний, - умение благодарить за все доброе, что Бог сделал для нас.

На примере святых, которые часто искали одиночества, мы можем учиться простым способам проживания таких моментов, чтобы не ощущать болезненного одиночества.

Во-первых, древнее монашеское правило предлагает ore et labore - молиться и трудиться, а заповедь говорит: «Шесть дней работай». Современному человеку стоит научиться так планировать свой день, чтобы на праздность просто не оставалось времени. Труд, в котором мы можем развивать свои дары и служить другим, является настоящим лекарством от грустных мыслей.

Но там, где есть труд, есть и отдых. Это может быть время уединения и размышления, но может быть и время празднования вместе с близкими людьми. Итак, во-вторых, устраивать настоящий праздник жизни, и не только для себя, но и для других – это такая же заповедь Божия, как и заповедь трудиться, и, как всякая заповедь, ее исполнение ведет к благословению.

Во-третьих, мы можем заполнить свое время созерцанием: общением с природой, Творением Божиим. Мы можем молитвенно размышлять над Писанием, созерцать Лик на иконе, переосмыслять события своей жизни, видя в них действия Бога.
Одиночество, понятое и прожитое так, ведет нас к подлинной Встрече.
 
R

Romeo

Guest
Но одиночество может заменить Бог....:)

Я бы так сказал - человек, живущий в Боге не бывает одиноким. Ибо он всегда не просто помнит слова обещания Спасителя "“Се, Я с вами во все дни до скончания века” (Мф. 28. 20), но и видит вседневное их исполнение.
 

mass

Новый участник
Да, все что написано в статье не плохо. И само по себе одиночество может быть даже приятной частью жизни. Но что делать когда одиночество сапряжено с чувством невостребованности. Когда тебе за тридцать и круг твоего общения критически снизился в силу того, что твои друзья обзавелись семьями и предпочитают общаться семьями. И это правильно. Теперь не позовешь друга прогуляться часок другой. У него жена, ребенок. Другое дело встретиться или прогуляться семьями. Остается созерцать, наслаждаться природой (опять таки в одиночестве) и все такое. Правильно написано, что можно посвятить себя служению другим. Но в эту калею нужно еще влиться.
 

Indigo

Участник
Команда форума
В одиночестве (сказка)



Наскучив суетой и маятой столичной жизни, да к тому же в чужедальней стране, где каждый шаг – как по минному полю, а каждый жест окружающих – угроза и обман, он собрал свои пожитки, скорбные и жалкие, и уехал.

Тому способствовали два обстоятельства.

Первое – его родственники прикупили ему хутор в самом заброшенном латвийском углу, где водились только пограничники и ливы – и те и другие считаются вымершими или вымирающими. Сделка оказалась доступной ему – десять гектаров заброшенного леса с несколькими полурухнувшими постройками посреди небольшого болота были проданы всего за десять тысяч долларов, а больше он и не накопил за годы эмигрантской жизни.

Второе – развод, который завершал многолетнюю размолвку с любимой, но не любящей женой, размолвку, возникшую, кажется, еще до их брака и уж совершенно точно – до рождения дочки, так и выросшей в этом раздоре, преданно и благодарно любящей обоих. Он глубоко и остро переживал этот развод, делавший его жизнь нелепой и бесполезной (друзья втайне считали совершенно противоположным образом, но он им не мог и не хотел верить). Несчастный брак, несчастный развод… принесший ему, однако, неожиданное и скромное богатство: они продали свой домик на северной окраине Лондона именно тогда, когда цены в этом районе города подскочили до небес. Ему досталась треть суммы – пятьдесят тысяч долларов. Все это свалилось на него вместе с пенсией, короткой, как детская считалка, но достаточной для жизни – нет, не в Лондоне, Петербурге или Москве, но в какой-нибудь глухомани, где до мест траты денег надо еще добираться.

Так он оказался на своем хуторе.

Те пятьдесят тысяч его богатства быстро ушли на восстановление жилья и хозяйственных построек, осушение болота, покупку мебели, утвари и машины.

И он зажил один.

Завел себе собаку и кота: собака оказалась полнейшей милягой, вилявшей хвостом любому вору, проходимцу и грабителю, а кот важно лоснился от вискаса и в упор не отличал мышей от дров, на которых любил греть свои тугие бока. Оба приживала и дармоеда души не чаяли в своем хозяине, также как и соседи, дававшем им взаймы навсегда, заработок и возможность подворовывать все, что плохо лежит, стоит или валяется.

В огромном доме тепло держалось только в той комнате, где хозяин спал и работал: там жарко пылала дровами, заготовленными на несколько поколений вперед в циклопическом дровяном сарае, сложенном из валунов, маленькая, но прожорливая буржуйка.

Эта комната находилась на втором этаже и выходила окнами на маленький прудик, оставшийся от болота, с величественной ивой на берегу. Дальше был виден глухой дремучий лес и небо – то задумчиво серое, то беззаботно лучезарное, но чаще всего весь вид из окна составлял дождь, туман или снегопад, растворявшие все краски, линии и контуры, замещая их мыслями и переживаниями.

Наверху было еще несколько комнат, в том числе, по углам дома, четыре глухих закута со скошенной наружной стеной и малюсенькими оконцами-ромбиками. В этих закутях лежали, на случай неожиданных гостей, постели. Но неожиданные гости приезжали очень редко – чем неожиданней, тем реже, чем реже, тем неожиданней.

Внизу жизнь существовала на огромной кухне, где готовилась ежедневная кастрюля каши для псины (иногда, вдруг почувствовав голод на горячую пищу, хозяин отливал себе плошку собачьего варева). Сам же хозяин предпочитал есть в нарезку, холодное, купленное в ближайшем магазине вместе с вискасом и перловкой для собаки, либо заготовленное впрок: ягоды, варенья, грибные соленья. Огород он не держал, а дичающий сад давал яблоки, смородину и что-то еще кисло-полезное.

Рядом с кухней находился каминный зал, темный и такой же средневековый, как и кухня. Иногда он натаскивал сюда дров, затапливал камин и смотрел танец саламандр весь вечер, почти до утра.

Однажды, читая какую-то книгу, он глянул в окно: пылал ярко-рыжий закат. Он смотрел на закат и вдруг понял, что весь пейзаж – это цвета, расположенные особым образом. Он взял оставленные кем-то на хранение краски, кисти и холст и нарисовал свою иву, пылающую в пожарном закате, точь-в-точь такую же, как и за окном.

Он не обратил на это внимания, но осенью он увидел ту же иву – лимонно-желтую снаружи и в черной геометрии веток изнутри. Он нарисовал это и стал ждать зимы, чтобы нарисовать голую иву в голубых морозных сугробах. Весной ива была другой, а потом он стал рисовать весь оставшийся после ивы мир.

Теперь он мог не только читать и писать (он очень много писал, почти столько же, сколько читал), но и рисовать. Холсты он складывал в самой холодной комнате наверху.

Но ему не хватало звуков. Тишина, распространявшаяся на длинные километры окрест, была отрадой от городов, в которых он так бесполезно прожил почти семьдесят лет, но порой ему хотелось самому нарушать свою тишину. На какой-то барахолке он купил за десять долларов брошенную электрофисгармонь японской выделки, наладил в ней звуки и стал играть – без нот, по памяти, вспоминая мелодии своей жизни. И потому что он играл не только пальцами, но и памятью, он играл хорошо. А потом научился писать музыку сам и запоминать придуманное. Правда, его мелодии походили сразу на несколько других известных мелодий, но это ничего – если «Маленькая ночная серенада» помнится вместе с Биттлз и довоенным танго, то почему бы им всем вместе не слиться в одну мелодию.

Фисгармонь была устроена таким образом, что могла звучать то как пианино, то как флейта, то как саксофон – надо было только переключить регистр.

Позднее он освоил выращивание необыкновенных и ботанически невозможных цветов, растений, деревьев, овощей. Он научился готовить изысканные и по-королевски простые блюда и делать старинные вина.

Последнее, что он освоил, была поэзия: он, наконец, осознал, что настоящие мысли приходят только очищенные и промытые поэтически.

Когда я приехал к нему, он обрадовался.

Я приехал к нему тогда, когда совсем оглох, а зрение упало до минус 18, поэтому мой мир стал сплошь из туманов и невнятных далеких шорохов.

Мы подолгу разговаривали обо всем прошлом и будущем, ездили на совсем близкое от его хутора побережье, чтобы погулять по ветреному и пустынному простору.

Вечерами мы сидели у камина и старались как можно меньше говорить, чтобы не мешать мыслям друг друга.

Ночью (а может это просто был пасмурный день, я уже давно стал путаться со временем) я сидел и слушал его бегающие по клавиатуре пальцы, по которым узнавал щемящие от давности мелодии, читал наугад его стихи и наслаждался шероховатостью красок, застывших на его пейзажах.

Утром последнего дня я взял кисть и нарисовал на чистом холсте иву за маленьким прудиком. Картина оказалась очень похожей на пейзажи Акопяна, но гораздо ярче. Я никогда ранее не рисовал и даже не держал кисть в руках, если, конечно, не считать акварельной мазни уроков рисования в давно уже несуществующем детстве.

Теперь и я живу в своем одиночестве, музицирую, рисую, пишу стихи. Это все еще удивляет немногочисленных знакомых, изредка навещающих меня.

А. Левинтов
 

Nikvic

Новый участник
Одиночество в пожилом возрасте понятно, оно логично и естественно.
Но когда молодой человек вынужден мириться со своим одиночеством, или когда ему кажется, что одному намного лучше и комфортней, это, на мой взгляд, уже нелогично и неестественно.
С другой стороны, если одиночество уже вошло в привычку и стало обыденной частью повседневного образа жизни, с ним очень тяжело бороться и наверстывать упущенные возможности, в годы, когда складывался "костяк" близкого круга.
 

Виктория

Новый участник
Nikvic написал(а):
Но когда молодой человек вынужден мириться со своим одиночеством, или когда ему кажется, что одному намного лучше и комфортней, это, на мой взгляд, уже нелогично и неестественно.
На счёт второго случая - случая сознательного выбора - почему является неестественным? В этом случае вообще вернее говорить не об одиночестве, а об индивидуалистическом складе личности. Способность взаимодействовать с окружающими людьми при необходимости у таких людей в наличии, но более продуктивной для них является самостоятельная работа и острой потребности в общении они не испытывают.
 

Indigo

Участник
Команда форума
Сейчас общество пытается лечить и жалеть людей с шизоидной психикой, часто еще называемых людьми с синдромом аспергера. Обучать навыкам общения и так далее. Все из благих намерений. Типа, что они страдают от того что не могут преодолеть социальную изоляцию, я даж слушал на ютубе передачу психобиолога - вроде специалист, а о том-же.

Комменты к передачи были от "аспи": сказали они что нас хотят ощасливить как понимают, но не понимают одного - что для нашего счастья лучше нас оставить в покое. Это кажется непонятным даж психобиологу (он итальянец явно) с его темпераментом, но это так - не все нуждаются в общении, и это не патология, вопреки тому что думает становящаяся неадекватной последнее время психологическая наука.
 

Dantez

Новый участник
Ну я так понимаю лечить пытаются тех у кого конкретно все очень запущенно. Надо думать что все дано всем в одинаковых пропорциях (ну конечно и исключения бывают) - ну значит если человек не силен в чем-то то он будет силен в чем-то другом. У меня например есть друзья, достаточно просто взгляда и мы друг друга понимаем, то есть прямо таки мимика и телодвижение содержит целое содержательное обращение и слов не надо ни каких.
 

Indigo

Участник
Команда форума
Ну я так понимаю лечить пытаются тех у кого конкретно все очень запущенно.

Это "запущенно" понимается по-разному разными людьми. А помогать надо лишь тогда когда сам человек просит этого - есть шизоиды, тянущиеся к людям но не могущие научиться общению и страдающие от непонимания (у них к тому-же часто специфические увлечения, типа коллекционирования канализационных люков или дисков мертвых композиторов (пример реальный))
 

Dantez

Новый участник
Это "запущенно" понимается по-разному разными людьми. А помогать надо лишь тогда когда сам человек просит этого - есть шизоиды, тянущиеся к людям но не могущие научиться общению и страдающие от непонимания (у них к тому-же часто специфические увлечения, типа коллекционирования канализационных люков или дисков мертвых композиторов (пример реальный))
Конечно навязывать ничего не кому не надо, да и бессмысленно.
 

mass

Новый участник
эх как вас закрутило. и что многих заставляют быть частью общества? по мне, так думаю, что кто не хочет общения - легко этого достигает. и не лечат сейчас даже тех, кто своим странным поведение причиняют неудобства другим.
 

tenderfriend

Новый участник
Иногда это самое одиночество и заставляет быть частью общества, в смысле служить людям без измерения цены (как один из путей бегства от одиночества, почти по Сартру)...
Кто не хочет общения - легко достигает, но так ли легко переживает?
(Понятно, что общаясь с людьми, оказавшимися в силу жизненных обстоятельств одинокими, и ставшими назойливыми, когда за несколько дней пытаются тебе выговорить все свои проблемы, - на это тоже нужно терпение, чтобы смиренно выслушать и не раздражаться, особенно когда у тебя совсем другие проблемы)
 

Aiwengo

Заблокирован
эх как вас закрутило. и что многих заставляют быть частью общества?
Да. Часто в некой отрешенности видят пренебрежение и что то типа гордости. На самом деле ну не люблю я широко общаться. Я созерцатель :).
Хотя и страха перед обществом у меня нет.
 

mass

Новый участник
Да. Часто в некой отрешенности видят пренебрежение и что то типа гордости. На самом деле ну не люблю я широко общаться. Я созерцатель :).
Хотя и страха перед обществом у меня нет.
странно, я люблю одиночество. но оно убивает. суеты и внимания тоже не хочется. пытаюсь понять сам себя. вероятно я хочу одиночества в двоём. если понимаете меня
 

Aiwengo

Заблокирован
Нет. Одиночество вдвоем это несколько иное. Скорее вы хотите " Одни во всем мире":).
Я люблю такие моменты:)
 

mass

Новый участник
Нет. Одиночество вдвоем это несколько иное. Скорее вы хотите " Одни во всем мире":).
Я люблю такие моменты:)
нет, не хочу. и даже многое делаю что бы было больше общения. только это не приносит должного результата.
под одиночеством в двоём подразумевалось отношения между двумя (в идеале парень с девушкой). когда дух захватывает и весь остальной мир уходит на второй план
 
Сверху